"Нельзя читать чужие письма, просто нельзя и все"
Леди и гамильтоны, как обратился в своё время к английской публике легендарный Хомич, имею сказать.
Читаю письма Бориса Леонидовича Пастернака к Зинаиде Николаевне, и убеждаюсь, что не стоит публиковать частную переписку, не отлежавшуюся как минимум сто лет. Лучше, конечно, и вовсе не публиковать, но литературоведы тоже люди, всем надо семьи кормить. А без пары десятков одинаковых диссертаций уж как-нибудь не завяла бы наука.
Никогда раньше не было такой брезгливости в первую очередь к себе, прилипшей к замочной скважине. Уже отложила, уже. Да, собственно, читала ведь и раньше урывками – и ничего не испытывала подобного. Надо было сочувственно погрузиться в окрошку из невыносимых Пастернаковских гипербол, при помощи которых он объясняет необъяснимое и не требующее объяснений. Почти непристойные в своей искренности попытки растолковать природу чувства к Зиночке, микроскопический анализ этого чувства и несусветные обобщения, в которых родство душ рифмуется ни с того ни с сего с размахом социалистического строительства. Без малейшей внутренней фальши, в письме к любимой - то, что Маяковский незадолго перед этим во весь голос. Отчёты о делах квартирного устройства и посещении спецраспеделителя, куда он не хочет идти без неё, потому что там всего столько, прерываются отчаянным вскриком – неужелимарфинька Зиночка опять это делала с Нейга́узом?..
Пусть от мал и мерзок не так, как мы – я не готова обогащать восприятие поэзии знанием, из какого сора что растёт. А с другой стороны, это целиком моя проблема, а не доброжелательного литературоведения.
Ну так и говорю за себя.
Читаю письма Бориса Леонидовича Пастернака к Зинаиде Николаевне, и убеждаюсь, что не стоит публиковать частную переписку, не отлежавшуюся как минимум сто лет. Лучше, конечно, и вовсе не публиковать, но литературоведы тоже люди, всем надо семьи кормить. А без пары десятков одинаковых диссертаций уж как-нибудь не завяла бы наука.
Никогда раньше не было такой брезгливости в первую очередь к себе, прилипшей к замочной скважине. Уже отложила, уже. Да, собственно, читала ведь и раньше урывками – и ничего не испытывала подобного. Надо было сочувственно погрузиться в окрошку из невыносимых Пастернаковских гипербол, при помощи которых он объясняет необъяснимое и не требующее объяснений. Почти непристойные в своей искренности попытки растолковать природу чувства к Зиночке, микроскопический анализ этого чувства и несусветные обобщения, в которых родство душ рифмуется ни с того ни с сего с размахом социалистического строительства. Без малейшей внутренней фальши, в письме к любимой - то, что Маяковский незадолго перед этим во весь голос. Отчёты о делах квартирного устройства и посещении спецраспеделителя, куда он не хочет идти без неё, потому что там всего столько, прерываются отчаянным вскриком – неужели
Пусть от мал и мерзок не так, как мы – я не готова обогащать восприятие поэзии знанием, из какого сора что растёт. А с другой стороны, это целиком моя проблема, а не доброжелательного литературоведения.
Ну так и говорю за себя.
no subject
no subject
Конечно, ничего в жизни нормального человека стыдного нет. Есть так называемая интимная жизнь, когда, например, человек спрашивает у любимой, вовремя ли начались месячные. Это не сор, это жизнь, но написано это не для моего ознакомления.
И ведь внучка не то, что жива, а моложе меня.
no subject
Ну не знаю, Насть, мне всякие такие подробности много говорят... Даже задержка месячных, как ни странно. Я как раз об этом вычитала у МЦ в ЗК (между строк) и поняла ее настроение и те стихи, которые тогда она писала...
no subject
no subject
no subject
в данном случае, свободы интересоваться чужой жизнью.
а ты, Валя, золото:)
no subject
а я золото, это правда *польщенно оммахивается фостом*)
no subject
no subject
no subject
no subject