(no subject)

немного солнца в холодной воде

(no subject)

В Париже главное что? Вовремя грамотно напиться. После этого день ничто уже не может испортить, и меньше всего дождь.
Только человек, проводящий всё время за рулем, тебя поймет. Неделя безответственного легкого пьянства, смазанные мокрые улицы не в фокусе, сон или воспоминание, в котором ты живешь, не более реальное, чем любое другое воспоминание.
Теперь кто-то потряс тебя за плечо, ты очнулась - опять Москва, всего-то на секунду закрыла глаза, а кажется, что неделя прошла...

(no subject)

Как много в твоём городе туристов, ужас.
Не то, чтобы они мешали, раздражают немножко.
Про японских туристов Бродский всё сказал. Необыкновенно всё-таки трогательно их ровное любопытство ко всему вокруг. Им всё равно, что фотографировать - и вот они фотографируют тебя, а ты сидишь в скверике у Памятника Жертвам Департации и неэстетично кусаешь багет с фромажем. И твой безумный взгляд, и зубы, застигнутые в булке - всё это останется на цифровом носителе и уедет на далекий прекрасный остров, и, может быть, будет показано другим японцам, которые вежливо удивятся.
Наверное, нужно отдать японцам Курилы. Так жаль их, вынужденных, как перелетные птицы, всё время путешествовать по свету, чтобы хоть некоторые могли побыть дома. Ведь что же будет, если все японские туристы вдруг вернутся на свои тесные острова?
А соотечественники не меняются почему-то, сколько лет не пройдет, всё будет носить ветер в переулках родимое "почём брала"...
Впрочем, про них всё сказал Иоселиани.

(no subject)

Что же касается баррикад, то нас надули. Ну не то чтобы - но камера преувеличила.

Кое-кто, (ты, например) решил, что в Париже революция, на худой конец 68-й год, с самолета рванул прямо к Сорбонне, на лету выдирая булыжник из мостовой... И что?

Промышленного производства решетки с окошечками в центре. Окошечки, типа тюремных, для выдачи баланды. Вдоль решеток вяло таскаются под дождем туристы, пытаясь просунуть в окошечко палец. Решетками закрыты переулки вокруг Университета. В глубине переулков мокнут тупые рыла полицейских машин. Сами полицаи, ребятишки в пилотках с пакетами из макдонольдса, мокнут тут же. Ни одной спаленной машины, ни одного выбитого зуба на тротуаре.

Впрочем, не исключено, что воюют по ночам. Звон битого стекла, вопли и вой сирены спать не давал почти каждую ночь. Но, скорее всего, нужно было поселиться в районе поприличней.

А в первый солнечный день всеобщей солидарности, когда все раздавали всем нарциссы и желтые ленточки, ты уехала в Реймс, посмотреть на тамошний собор.

(no subject)

(no subject)

Прекрасно зная, что Реймский собор - совсем не тот, где торжествовал предатель Карл (навсегда теперь в твоем сознании ставший Малковичем, губки дудочкой), не удержалась и поехала.

Собор не только не тот, кажется даже и не отстроенный после первой мировой, вроде бы его во вторую опять разрушили. И похож на все прочие Нотр-Дамы, а вот всё равно.

Внутри было холодно и влажно, пар изо рта поднимался к детским витражам Шагала. Маленькая статуэтка, бедная бесполая Жанна тоже казалась замерзшей насмерть на фоне своего разрисованного игрушечными святыми знамени.

За щедрую милостыню хиппарю перед входом тебя одарили детским и мужским хором. Голоса мальчиков замерзали, не долетая в купол, мужские поддерживали, вступая чуть погодя.

"Теперь вы понимаете меня" - туманно выразился хиппи по-английски, когда я выходила, совсем окоченевшая. Он сидел на пороге, одним ухом слушал хор, одним боком мерз.