(no subject)
Nov. 8th, 2007 10:34 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
marfa29"Я и Жизнь для Володи были синонимами" (Лиля Брик)
Сейчас будет много тенденциозно подобранных, с мясом надёрганных цитат. Я не собираюсь ничего доказывать, я делюсь потрясением от личности Лили Юрьевны Брик, не лучшей, но, несомненно, одной из талантливейших женщин эпохи.
Она строила свою жизнь, и жизнь окружающих её, как имеющая право.
«Жить нам с тобой так, как жили до сих пор – нельзя. Ни за что не буду! Жить надо вместе; ездить – вместе. Или же расстаться – в последний раз и навсегда.
Чего же я хочу. Мы должны остаться сейчас в Москве; заняться квартирой. Неужели не хочешь пожить по-человечески и со мной?! А уже, исходя из общей жизни – всё остальное. Если что-нибудь останется от денег можно поехать летом вместе, на месяц; визу как-нибудь получим, тогда и об Америке похлопочешь.
Начинать делать всё это нужно немедленно, если , конечно, хочешь. Мне – очень хочется. Кажется – и весело и интересно. Ты мог бы мне сейчас нравиться, молга бы любить тебя, если бы был со мной и для меня….
… Обдумай серьёзно, по взрослому. Я долго думала, и для себя – решила. Хотелось бы, чтобы ты моему желанию и решению был рад, а не просто подчинился…» (из письма Л.Ю.Брик Маяковскому, 1923 год)
В том, что подчинится, сомнений не было, хотелось, чтобы подчинился с радостью. Можно ли было не подчиниться этой воле? Как она действовала на людей, если её любил Василий Катанян-младший, после того, как она увела мужа у его мамы? Что чувствовали её мужчины (она ведь и при Примакове не рассталась с Бриком) – не могу даже предположить, но пытаюсь понять, каково было, например, Евгении Соколовой-Жемчужной, следующей жене Осипа Максимовича. В жизни Жемчужной Лиля присутствовала всегда, как женщина, соединённая с Бриком любовью, про которую она "не читала ни в каких стихах, ни в какой литературе"(Л.Брик). И потому имевшая на него все права, как раньше на Маяковского. Главной тут была уверенность Лили в этих правах, и воля, перед которой были бессильны окружающие.
Воля и убеждённость в своей правоте преображала действительность абсолютно. Чего стоит история с изгнанием Маяковского на два месяца за то, что погряз в быту.
«Не могу вспомнить, как начались у нас разговоры о быте. После голодных, холодных первых лет революции и гражданской войны возврат бытовых привычек стал тревожить нас…. Мы часто говорили об этом, но не делали никаких выводов…»
(из воспоминаний Л.Ю.Брик)
«У меня есть новые, очень красивые вещи. Свою комнату оклеила обоями – чёрными с золотом; на двери красная штофная портьера…»(из письма Л.Ю.Брик Маяковскому, 1918 год)
«Спасибо тебе за денежки на духи. Глупенький! Чего ты в Москве не купил! Здесь и достать нельзя заграничных! А если и можно, то по невероятной цене»(из письма Л.Ю.Брик Маяковскому, 1921 год)
Потом 1923 год и кризис в их отношениях, из которого получилась «Про это».
«Длинный был у нас разговор, молодой, тяжёлый.
Оба мы плакали. Казалось, гибнем. Всё кончено. Ко всему привыкли – к любви, к искусству, к революции. Привыкли друг к другу, к тому, что обуты-одеты, живём в тепле. То и дело чай пьём. Мы тонем в быту. Мы на дне. …» (из воспоминаний Л.Ю.Брик)
« Я, год выкидывавший из комнаты даже матрац, даже скамейку, я , три раза ведущий такую «не совсем обычную» жизнь, как сегодня – как я мог, как я смел быть так изъеден квартирной молью….
… Быта никакого, никогда, ни в чём не будет! Ничего старого бытового не пролезет, за ЭТО я ручаюсь твёрдо…» (из письма В.В.Маяковского, 1923 год)
«Не раз в эти два месяца я мучила себя за то, что В. Страдает в одиночестве, а я живу обыкновенной жизнью, вижусь с людьми, хожу куда-то. Теперь я была счастлива. Поэма, которую я только что услышала, не была бы написана, если б я не хотела видеть в Маяковском свой идеал и идеал человечества…» (из воспоминаний Л.Ю.Брик)
Сама же слишком любила жизнь во всех проявлениях, была слишком женщина. Поэма написана, инцидент исперчен. Да может и не о том быте шла у них речь, не даром же оба любили и перечитывали роман Чернышевского, заканчивающийся «фаланстером в борделе».
«С шубкой 22 несчастья: не так положили ворс… Опять приходится переделовать….
Скажи Эличке, что она написала мне возмутительно-неподробное письмо: какое Тамара дала ей кружево? какая новая шуба? Что ты сшил и купил себе? И т.д.
…Спасибо за духи и карандашики. Если будешь слать ещё, то Parfum Incjnnu Houbigant’a» (Брик Маяковскому, 1924 год)
«Очень хочется автомобильчик. Привези пожалуйста! Мы долго думали о том – какой. И решили – лучше всех Фордик.» (Брик –Маяковскому, 1927 год)
Цитаты всем известны, их ещё полно. Я сейчас не про избирательность Лили Юрьевны, позволяющей себе то, что она запрещала любимому, желая «видеть в Маяковском свой идеал и идеал человечества». Меня поражает убеждённость в своей правоте, лишённая малейших следов рефлексии. Что это? Поразительная цельность характера, чистота материала? Ей было слишком много дано, и, чтобы кристаллическая сетка этого поразительного камня не распалась, её лишили умения сомневаться в себе?
Писать ещё и писать, да нужно складывать чемодан…
Сейчас будет много тенденциозно подобранных, с мясом надёрганных цитат. Я не собираюсь ничего доказывать, я делюсь потрясением от личности Лили Юрьевны Брик, не лучшей, но, несомненно, одной из талантливейших женщин эпохи.
Она строила свою жизнь, и жизнь окружающих её, как имеющая право.
«Жить нам с тобой так, как жили до сих пор – нельзя. Ни за что не буду! Жить надо вместе; ездить – вместе. Или же расстаться – в последний раз и навсегда.
Чего же я хочу. Мы должны остаться сейчас в Москве; заняться квартирой. Неужели не хочешь пожить по-человечески и со мной?! А уже, исходя из общей жизни – всё остальное. Если что-нибудь останется от денег можно поехать летом вместе, на месяц; визу как-нибудь получим, тогда и об Америке похлопочешь.
Начинать делать всё это нужно немедленно, если , конечно, хочешь. Мне – очень хочется. Кажется – и весело и интересно. Ты мог бы мне сейчас нравиться, молга бы любить тебя, если бы был со мной и для меня….
… Обдумай серьёзно, по взрослому. Я долго думала, и для себя – решила. Хотелось бы, чтобы ты моему желанию и решению был рад, а не просто подчинился…» (из письма Л.Ю.Брик Маяковскому, 1923 год)
В том, что подчинится, сомнений не было, хотелось, чтобы подчинился с радостью. Можно ли было не подчиниться этой воле? Как она действовала на людей, если её любил Василий Катанян-младший, после того, как она увела мужа у его мамы? Что чувствовали её мужчины (она ведь и при Примакове не рассталась с Бриком) – не могу даже предположить, но пытаюсь понять, каково было, например, Евгении Соколовой-Жемчужной, следующей жене Осипа Максимовича. В жизни Жемчужной Лиля присутствовала всегда, как женщина, соединённая с Бриком любовью, про которую она "не читала ни в каких стихах, ни в какой литературе"(Л.Брик). И потому имевшая на него все права, как раньше на Маяковского. Главной тут была уверенность Лили в этих правах, и воля, перед которой были бессильны окружающие.
Воля и убеждённость в своей правоте преображала действительность абсолютно. Чего стоит история с изгнанием Маяковского на два месяца за то, что погряз в быту.
«Не могу вспомнить, как начались у нас разговоры о быте. После голодных, холодных первых лет революции и гражданской войны возврат бытовых привычек стал тревожить нас…. Мы часто говорили об этом, но не делали никаких выводов…»
(из воспоминаний Л.Ю.Брик)
«У меня есть новые, очень красивые вещи. Свою комнату оклеила обоями – чёрными с золотом; на двери красная штофная портьера…»(из письма Л.Ю.Брик Маяковскому, 1918 год)
«Спасибо тебе за денежки на духи. Глупенький! Чего ты в Москве не купил! Здесь и достать нельзя заграничных! А если и можно, то по невероятной цене»(из письма Л.Ю.Брик Маяковскому, 1921 год)
Потом 1923 год и кризис в их отношениях, из которого получилась «Про это».
«Длинный был у нас разговор, молодой, тяжёлый.
Оба мы плакали. Казалось, гибнем. Всё кончено. Ко всему привыкли – к любви, к искусству, к революции. Привыкли друг к другу, к тому, что обуты-одеты, живём в тепле. То и дело чай пьём. Мы тонем в быту. Мы на дне. …» (из воспоминаний Л.Ю.Брик)
« Я, год выкидывавший из комнаты даже матрац, даже скамейку, я , три раза ведущий такую «не совсем обычную» жизнь, как сегодня – как я мог, как я смел быть так изъеден квартирной молью….
… Быта никакого, никогда, ни в чём не будет! Ничего старого бытового не пролезет, за ЭТО я ручаюсь твёрдо…» (из письма В.В.Маяковского, 1923 год)
«Не раз в эти два месяца я мучила себя за то, что В. Страдает в одиночестве, а я живу обыкновенной жизнью, вижусь с людьми, хожу куда-то. Теперь я была счастлива. Поэма, которую я только что услышала, не была бы написана, если б я не хотела видеть в Маяковском свой идеал и идеал человечества…» (из воспоминаний Л.Ю.Брик)
Сама же слишком любила жизнь во всех проявлениях, была слишком женщина. Поэма написана, инцидент исперчен. Да может и не о том быте шла у них речь, не даром же оба любили и перечитывали роман Чернышевского, заканчивающийся «фаланстером в борделе».
«С шубкой 22 несчастья: не так положили ворс… Опять приходится переделовать….
Скажи Эличке, что она написала мне возмутительно-неподробное письмо: какое Тамара дала ей кружево? какая новая шуба? Что ты сшил и купил себе? И т.д.
…Спасибо за духи и карандашики. Если будешь слать ещё, то Parfum Incjnnu Houbigant’a» (Брик Маяковскому, 1924 год)
«Очень хочется автомобильчик. Привези пожалуйста! Мы долго думали о том – какой. И решили – лучше всех Фордик.» (Брик –Маяковскому, 1927 год)
Цитаты всем известны, их ещё полно. Я сейчас не про избирательность Лили Юрьевны, позволяющей себе то, что она запрещала любимому, желая «видеть в Маяковском свой идеал и идеал человечества». Меня поражает убеждённость в своей правоте, лишённая малейших следов рефлексии. Что это? Поразительная цельность характера, чистота материала? Ей было слишком много дано, и, чтобы кристаллическая сетка этого поразительного камня не распалась, её лишили умения сомневаться в себе?
Писать ещё и писать, да нужно складывать чемодан…
